Племя тьмы [Авт. сборник] - Клайв Баркер

Он взглянул на нее, и в его виноватых глазах и слабой улыбке она вдруг увидела что-то чужое, темное, нечеловеческое, Сердце сжалось от боли. Стараясь избавиться от этого ощущения, она запрокинула голову и быстро забормотала:

— Люби меня, пожалуйста… Прямо сейчас…

Он рванул ворот ее блузки. Потом его рука скользнула вглубь, под лифчик, к ее груди. Это было, конечно, полнейшим безумием. В любой момент сюда могли ворваться разъяренные люди, чтобы растерзать их обоих. Нужно было немедленно уходить. Но какое это теперь имело значение?

Войдя однажды в этот безумный заколдованный круг, она уже не в состоянии была выбраться из него. Новое безрассудство? Почему бы и нет? Лучше так, чем жить без него и вечно нести эту муку.

Он прильнул к ней, вытащил ее грудь из плена лифчика и впился холодным ртом в ее горячий сосок, жадно работая над ним губами и зубами. Смерть научила его любить, дала ему могучие знания плоти и умение разгадывать ее тайны. Он был повсюду вокруг нее и в ней, скользя языком от грудей к ямочке между ключиц и вверх — к горлу и подбородку, до самого рта. Только однажды, много лет назад, она испытала подобные ощущения. Это случилось в Нью-Йорке. Она переспала с каким-то мужчиной, имени которого так и не узнала, но его руки и губы не могла забыть еще очень долго. Это было что-то необъяснимое. И тем больнее показалась ей та душевная рана, которую он нанес ей сразу после того, как они разомкнули объятия.

«Может быть, выпьем?» — предложила она тогда.

«Не могу», — с напускным сожалением ответил он, оделся и ушел.

Она проклинала себя за свою глупость, но долго потом думала о нем, с болью и трепетом воскрешая в своей памяти незабываемые моменты их безумной страсти.

И вот теперь она снова вспомнила его. Это был он. Его губы. Его руки. Его горячее дыхание. Это был живой человек. И она живая… Не стыдясь, Лори громко застонала, и тут же ее рот оказался зажатым долгим, сладким поцелуем.

Буни уже разделся. Она дотронулась до его члена. Теперь настала его очередь застонать, когда ее пальцы задвигались по его возбужденной плоти, быстрее и быстрее, пока его язык вытанцовывал между ее губ. Потом, повинуясь внезапному импульсу, он потянулся к ее юбке, вздернул ее и сорвал трусы. Она одним резким движением спустила вниз его джинсы, и, одной рукой обхватив его за плечо, другой потянула его член к себе. Он чуть сопротивлялся, замедляя наступление сладкого момента.

Потом это действительно началось. Прижав Лори к стене, он резко вдвинул в нее свой член. Она облизала ему лицо. Он улыбнулся; она, заметив это, слегка шлепнула его.

— Да, — сказала она. — Да. Давай скорее.

Это было все, что она могла сказать — «да» его члену, «да» его губам, «да» его жизни в смерти и его способности наслаждаться этой жизнью.

В ответ он лишь продолжал свою работу, закрыв глаза. Выражение его лица заставило все ее нутро сжаться. Это была сладкая боль. Она ухватилась одной рукой за стену у его головы, двигаясь навстречу его движению.

Она взлетела на вершину блаженства. Хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Но, за дверью кто-то четко сказал:

— Быстрее…

Лори с трудом открыла глаза, еще окончательно не придя в себя, и прислушалась. Это был Нарцисс. Это он вернул ее из опьяняющего мира любви в жестокую реальность. Вот он толкнул дверь и стал на пороге, без тени смущения уставившись на любовников.

— Ну как? Кончили? — спросил он. — Мы можем двигаться?

— Да, можем… И куда угодно, — ответил Буни.

— Не куда угодно, а в Мидин, — строго сказал Нарцисс.

— В Мидин, так в Мидин…

Лори встала и начала одеваться.

— Там полно народу, — сказал Нарцисс. — Как мы пройдем мимо них?

— Очень просто, — сказал Буни. — Ведь они обычные люди. А мы…

Лори молчала, все еще находясь во власти пережитого. Стоя спиной к Буни, она чувствовала, что он смотрит на нее. Его тень, казалось, заполнила все помещение, накрыла ее своей нежностью, грела душу. Даже Нарцисс почувствовал что-то. Он смущенно хмыкнул и широко открыл дверь, будто приглашая войти долгожданную и спасительную ночь…

На улице собиралась толпа. У некоторых в руках было оружие. Кто-то прихватил с собой веревки. Другие подбирали с земли камни. Кровавый след от раненой ноги Кормака, ведущий к двери полицейского участка, не оставлял сомнений в том, где скрываются преступники. Люди возбужденно переговаривались. Лидеры толпы, определившиеся сразу и безропотно признанные остальными, что-то громко кричали, размахивая руками. И тут все разом взглянули в сторону участка. В проеме открытой двери стоял Нарцисс.

— Бей его! — крикнул кто-то из задних рядов в наступившей тишине. И сразу несколько голосов подхватили:

— Бей ублюдка! Бей гада!

Трое стоящих впереди мужчин выстрелили почти одновременно. Одна из пуль попала Нарциссу в плечо и прошла насквозь. В толпе послышались радостные вопли. Воодушевленные удачей, люди бросились вперед. Задние жаждали увидеть поверженного врага. А передние не сразу заметили, что раненый человек не проронил ни капли крови. Они остановились только тогда, когда увидели, что он продолжает стоять как ни в чем не бывало. Снова раздались выстрелы. Несколько пуль прошли мимо, но две попали в цель.

И тут из-за спины Нарцисса раздался страшный, яростный рев такой силы, что лампа, освещающая коридор, треснула. На пол посыпались осколки. Несколько человек, не выдержав, начали судорожно пробираться на улицу. Остальные замерли в нерешительности. Но когда из темноты показался силуэт безобразного существа, людей охватила паника.

Тем, которые стояли впереди, пришлось хуже всего. Дверь оказалась заблокированной, и они лишь выставили вперед свое оружие, намертво вцепившись в него руками.

Среди них находился один, который был свидетелем захвата Буни в гостинице «Свитграсс». Он узнал в приближающемся к ним чудовище того людоеда и громко закричал:

— Это он! Он!

Стоявший рядом с ним мужчина, тот, который попал в Нарцисса с первого раза, выстрелил.

…В Буни стреляли много раз. И эта маленькая пуля, попавшая в его грудь и задевшая давно остановившееся сердце, не могла причинить ему никакого вреда. Его тело уже начало разжижаться. Образовавшееся сквозное отверстие быстро затянулось, и лишь несколько капель упало на пол. Он засмеялся. Полузверь-получеловек, способный стать бесплотным, как Лайлесберг, и сохранивший в себе частичку прежнего Буни со здоровым телом и больной душой… Какое удивительное состояние! Какое наслаждение видеть полные ужаса глаза этих людей — тех, которые присвоили себе право распоряжаться чужой жизнью и смертью, судить, где правда, а где ложь, где реальное, а где сверхъестественное. И вот теперь они с вытаращенными глазами, роняя оружие, веревки, камни, в панике бросаются прочь, давя друг друга.